Эссе для книги "Главные слова" (готовится к изданию)
Я – строитель коммунизма: такова была роль, функция моего поколения. Мое поколение это те, кто родился в военные и послевоенные полтора десятилетия. Мы начинали со Сталиным в букваре, а во взрослую жизнь входили где-то на пересменке Хрущёв-Брежнев или чуть раньше – под «вынос тела» (я имею в виду Сталина в Мавзолее).
«Строительство коммунизма» – как программа деятельности, как проект, – началось в 1961 году. На XXII съезде КПСС была принята «Третья программа КПСС», целью которой было построение коммунизма в СССР. В жизнь вошел «Моральный кодекс строителя коммунизма». Именно тогда появился лозунг «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме», было заявлено, что «коммунизм будет, в основном, построен к 1980 году». Когда это срок пришел появился анекдот: «Вместо ранее объявленного коммунизма в Москве состоятся Олимпийские игры».
Судьба этого слова – коммунизм – представляется мне несправедливой. Карл Маркс и его последователи этим словом обозначали прекрасное общество будущего. Почти сто лет слово существовало, в основном, в философско-политической лексике, его распространение в обычной среде было минимальным. Даже после победы Октябрьской Революции 1917 года в России долгие годы чаще употреблялись слова «социализм», «большевизм», и даже «советизм». Слово и образ коммунизма популяризировались уже в послевоенный период, наверное, после переименования ВКП(б) в КПСС в 1952 году.
Я несколько раз принимался писать эту главу, это эссе на тему «коммунизм». И всякий раз мне не нравилось, то, что получалось. Проблема состояла в том, что, по идее, надо бы раскрыть содержание понятия «коммунизм» – так, как оно раскрывалась в основополагающих трудах классиков марксизма и так, как оно закреплялось в руководящих документах КПСС. Это следовало описать потому, что вырастает уже второе поколение, которое этого не знает, они этого не изучали.
Но меня раз за разом постигала неудача: я не мог описать основные принципы «научного коммунизма» так, чтобы это было интересно читать, и чтоб это было достаточно кратко. Думаю, что это возможно, но у меня – не получается. Стремясь к точности, я не могу не описывать многие скучно звучащие, но необходимые вещи: производительные силы и производственные отношения, способ производства и общественное разделение труда и тому подобное. Но в результате получается не эссе, а попытка реферата… Отказаться от этого важнейшего слова – коммунизм – я тоже никак не могу. Так что – получилось или нет – не знаю, но написал, как смог. Попытался передать не политико-экономическую суть понятия, а его эмоциональное восприятие. Нынешним поколениям стремятся разными способами привить пренебрежительное отношение к самой идее коммунизма – как к вредному утопическому заблуждению, и крайне негативное – к попытке его построения в СССР, подчеркивая всяческие «ужасы тоталитаризма»… А я хочу сказать, что и сама идея – прекрасна и жива, и что проблемы построения социализма-коммунизма в СССР не сводятся к «ужасам тоталитаризма», к «пустым прилавкам» и «отсутствию свобод», что жизнь наша была светлой, радостной, оптимистичной.
Коммунизм – общество, в котором «человек человеку друг, товарищ и брат». То есть такое общество, в котором найден способ взаимоприемлемого разрешения конфликтов между отдельными людьми и социальными группами, между личностью и обществом. Сто и более лет тому назад основной конфликт виделся между эксплуататорами и эксплуатируемыми, между капиталистами и рабочими. И суть конфликта заключалась в ощущении несправедливостей: в сословном разделении общества, в несправедливых законах, судах, в ощущении духовной и всякой иной несвободы, в распределении результатов труда, материальных благ.
Образ «общества справедливости», разумеется у разных сегментов общества (классов) был разным: «Сытый голодного не разумеет», «У одного жемчуга мелковаты, у другого щи пустоваты». В сущности, это объективно возникающий взгляд на жизнь: если вы голодны, вам хочется есть, если вы сыты, вам хочется чего-то другого. Поднявшись на одну ступень общественной иерархии, хочется двигаться дальше. Эту закономерность образно представляют в виде пирамиды потребностей: сперва удовлетворяются первичные, потом человек устремляется к более высоким.
Идея коммунизма не противоречит и не борется с этой пирамидой потребностей, более того, она в какой-то мере кладет ее в основу: «от каждого по способностям, каждому по потребностям» – такова одна из «формул коммунизма», закрепленных в советских учебниках. Коммунизму предшествует его первая ступень – социализм, аналогичная «формула» которого такова: «от каждого по способностям, каждому по труду». Разумеется, «формулы» не описывают многого очень существенного, из того, что составляет суть и социализма, и коммунизма. Материальный взаимообмен (я – обществу, общество – мне) важен, но этический важнее: «человек человеку друг, товарищ и брат» – это, как мне кажется, куда более важная «формула коммунизма».
И еще один аспект составляющий суть коммунистической доктрины, не должен быть упущен: осознание строительства коммунизма как целенаправленного процесса, осуществляемого людьми. То есть коммунизм сам по себе – как времена года – не наступает! Хотя из поверхностного восприятия догматизированного марксизма-ленинизма можно, пожалуй, извлечь представление о неизбежности наступления коммунизма как результата действия объективных законов общественного развития, в котором подчеркивается как бы природная заданность поэтапного процесса: гибель капитализма – возникновение социализма – перерастание социализма в коммунизм. Сейчас я думаю, что этот «закон общественного развития» – смены формаций – не является объективным, а целиком и полностью зависит от воли людей и многочисленных иных факторов, лежащих как в материальной сфере, так и в культуре конкретного общества. Как бы то ни было, но в сознании моего поколения «диалектически» сосуществовали две идеи: о том, что наступление коммунизма объективно и неизбежно, и то, что сам по себе он не возникнет, его надо строить упорно и самоотверженно.
Переходный период от социализма к коммунизму стал предметом исследования и формирования научной и учебной дисциплины: «научный коммунизм». Его ввели как учебный предмет в начале 60-х годов. В нем содержалось во многом разумное моделирование изменений, необходимых для формирования материально-технического базиса коммунизма, формирования личности и общества, разделяющего ценности коммунизма и осознанно вовлечённого в его строительство. Научный коммунизм описывал то, чего хотелось бы достигнуть, и то, как это сделать.
Отмечу, что самым главным была как раз не «плановая экономика», которой сейчас пугают. Самым главным в образе коммунизма были отношения между людьми, отношение к труду, и формирование высоких целей и смыслов жизни, состоящих в духовном, творческом развитии, а вовсе не в примитивном «удовлетворении возрастающих материальных потребностей». В учебниках об этом говорилось примерно в таких выражениях: «Свободное всестороннее развитие каждого члена общества и всего общества в целом – такова высшая гуманистическая цель коммунистического преобразования общества. Человечество совершает скачок из царства необходимости в царство свободы.»
Приближалась ли страна (СССР) к коммунизму? Думаю, что в последние десятилетия своего существования – нет. Нерешенные – зачастую даже не осознанные – проблемы тормозили развитие во всех сферах – и экономической и духовной. Да и «прицел сбился»: не только «не туда шли», но и «не туда» стремились. Не буду в кратком эссе даже пытаться анализировать содержание этих проблем: это сложно, это предмет обстоятельного профессионального исследования, которое пока никем не проведено. (Могу сослаться на свою статью 2015 года «Обдумывая “Уроки СССР”», в которой я откликаюсь на работу С. Никанорова:
http://www.devec.ru/almanah/14/1872-sergej-belkin-obdumyvaja-uroki-sssr.html.) Кое-что кажется очевидным, многое – не столь понятно. В любом случае: процесс строительства коммунизма у нас в стране (по существу – и в мире) прекращен. В этом эссе я говорю о том, что уже прошло и о своем ощущении явления в целом. А анализ ошибок нужен тем, кто совершит новую попытку. И это точно не мое поколение. Мое поколение может и должно рассказать о том, что помнит, о том – что делали, к чему стремились, может попытаться осознать совершенные ошибки, и, несомненно, должно описать то, чего удалось, все-таки, достичь.
Скажем, «уверенность в завтрашнем дне» – не пустой лозунг, а реальное чувство, с которым мы жили. А вот с «удовлетворением материальных потребностей» дело обстояло неважно. Уровень жизни, несомненно, рос и люди жили все лучше и лучше, и большинство населения жили с радостью и оптимизмом в душе, хотя этот самый уровень жизни был весьма невысок. И это становилось серьезной проблемой, причем не только материальной, но и идеологической: социализм как модель общественного развития не справлялся с поставленными задачами. Сейчас кажется, что уровень жизни вполне мог бы быть выше при более эффективной организации экономики, причем без нарушения баланса между стремлением к высоким идеалам и достойным бытом.
Как показали годы перестройки, образ потребительского рая (на примере «заграницы») очень быстро вскружил голову советским гражданам и стал путеводной звездой, целью, ради которой можно отказаться от всех завоеваний социализма, да и от самой идеи. Не мгновенно, но в исторически короткий срок представления людей о нравственности, об отношении людей друг к другу, тоже претерпели фундаментальные изменения. Принцип «человек человеку друг, товарищ и брат» на стал, условно говоря, «генетически» воспроизводиться в последующих поколениях. А мещанское «хочешь жить умей вертеться» расширяло ряды сторонников. Стремление к богатству, к «удовлетворению потребностей» и оправдание соответствующего этому стремлению поведения победило солидарность и взаимовыручку, ощущение соучастия в общем деле. Коммунистическая идеология не стала то самой «идеей, которая охватив массы становится материальной силой». Важно, конечно, отличать идею как таковую от идеологии.
Коммунистическая идеология – не такое простое понятие. Она тоже исторически обусловлена. Об одной идеологии говорили ранние марксисты, новыми задачами и целями наполнилась эта идеология периода строительства социализма, и нечто снова во многом иное стало писанными и воплощаемыми в жизнь догматами позднего СССР. Именно эта – последняя идеология и, главное, – ее практическое воплощение – стали могильщиками коммунизма.
Коммунистическая идеология позднего СССР не призывала к аскезе, к отказу от материального достатка. Напротив – она к нему призывала и на него нацеливала. «Принцип удовлетворения потребностей» был заложен в основу проектировщиками строительства коммунизма в СССР, провозглашенного на XXII съезде КПСС. По мнению некоторых аналитиков, именно это, в конечном счете, сгубило и СССР, и строительство коммунизма. Высокая идея социальной справедливости как цель и смысл жизнедеятельности была заменена прозаической идеей сытости и комфорта: произошла «продажа первородства за чечевичную похлебку» (метафора С. Кургиняна). Думаю, что это наблюдение и диагноз отражает умонастроения не столько «народа в целом», сколько его наиболее влиятельной части: партийной и советской номенклатуры, руководителей силовых ведомств и, разумеется, какой-то части народа. В обществе всегда были люди, для которых критическое отношение к идеям социализма было важной особенностью их мировоззренческого, нравственного базиса – «доставалы», спекулянты, «цеховики» и прочие «умеющие жить». Они не хотели строить ни социализм, ни коммунизм, они хотели личного благополучия и достатка. Этих людей критиковали, велась пропаганда против «вещизма» и «мещанства», о них снимали сатирические фильмы, писали фельетоны, а время от времени и в тюрьму сажали за разного рода нарушения закона, которые были неизбежным риском для тех, кто стремился к личному обогащению. Но была и другая – значительно большая – часть народа, которая, конечно, тоже хотела достатка, но была готова продолжать «строить» если не коммунизм в его довольно примитивно подаваемых образах-лозунгах, то более совершенный и справедливый социализм. А коммунизм вполне годился как некий идеал, к которому можно стремиться. Это ощущение хорошо отражал народный афоризм тех лет: «Коммунизм – на горизонте! А линия горизонта – недостижима».
Думаю, что понимание необходимости реформирования и политического устройства и экономики страны созрело задолго до перестройки. По всей видимости, имелось несколько проектов (если не проектов, то подходов) таких реформ, и мы не можем сказать – какой из них был «правильным», а какой – нет. Прежде всего потому, что ни один из подходов, содержащих идею «улучшения социализма» так и не был реализован. Инициатива – и власть – была перехвачена людьми, стремившимися не к «улучшенному социализму», а к личному богатству в каком угодно обществе – хоть капиталистическом, хоть феодальном или рабовладельческом.
Высший слой политического руководства страны (в какой-то момент) решил вести страну и общество не к коммунизму – согласившись с его оценкой как вредной утопии, – а к буржуазному благополучию «развитых стран». Товарное изобилие, высокий уровень жизни населения, идеология «свободного общества», – все это прельстило активистов «эпохи Горбачева» (среди них были и всё понимающие алчные циники, стремящиеся к личному обогащению, и романтики, верящие, что делают нечто ради общего блага) и они приняли участие в демонтаже – не идеологии даже, а самого государства. Оно и рухнуло.
Могло ли оно «не рухнуть»? Разумеется, да. Вариантов, моделей развития и целенаправленной деятельности – и в экономике, и в идеологии, – было немало. Можно было продолжать строить социализм-коммунизм, решая накопившиеся проблемы в экономике и иных аспектах развития общества. Можно было и «обуржуазить» страну и общество (как в Китае, например), не отказываясь от стремления к коммунизму как идеалу, к обществу справедливости, уточняя и его образ, и отдельные характеристики.
Почему этого не произошло? Причин немало, но нельзя не указать на «умственную слабость»: необходимое для этого развитие самой «теории коммунизма» не происходило. А специфика строительства социализма и капитализма в том, что это не природное, а рукотворное явление, это – проект, осуществляемый методом проб и ошибок. Проект, в котором более или менее ясны некие отдаленные цели и образы будущего, но после каждого шага в направлении этих целей надо заново оценивать и изменившиеся условия – материальные и нематериальные: производить замер «реакции среды», то есть общества на производящиеся перемены. Надо также своевременно уточнять образы и параметры будущего. В этой связи руководствоваться «единственно верной теорией» – не просто неверно или неэффективно, а губительно. Путь первопроходца, открывателя новых земель и планет существенно отличается от движения по известному маршруту, проложенному по карте, с опорой на прогноз погоды и ресурсно-логистическое обеспечение движения. Строительство нового, никогда прежде не существовавшего общества – самое сложное, из всего, что когда-либо предпринимало человечество.
Однако в действительности, к сожалению, идеи марксизма-ленинизма были догматизированы и превратились в эрзац-религию, вызывающую оскомину как у народа, так и у самих «идеологов». Нельзя, наверное, говорить, что людей, не только понимающих «что происходит, и что должно происходить», но и готовых действовать не было вообще, но то, что их недоставало в высшем руководстве – очевидно. Кроме того, – и это многими оценивается как решающий фактор, – еще на стадии замысла «перестройки» среди высшего руководства страны и ее ключевых государственных служб оказались люди с мышлением мародеров: они увидели возможность быстрого личного обогащения в ходе и в результате «декоммунизации» и соединения себя с финансово-политической элитой Запада. Они почуяли: то, на что у Ротшильдов ушли столетия, у Рокфеллеров – десятилетия, можно сделать буквально за год-два! И стать частью элиты, которой принадлежит весь мир!
Они не ошиблись: все у них получилось. Вот уже три десятка лет они «на вершине» и не они «служат России», а Россия их обсуживает, Россия – их ресурс и инструмент удержания личных позиций. И поскольку именно «декоммунизация» возвела их на вершины, они будут поддерживать ее во всех формах и на всех уровнях.
А что же с самой идеей коммунизма? Идеи же живут иной, «духовной» жизнью? Их же убить невозможно, можно лишь ограничивать их влияние на людей, можно их извращать и дискредитировать: типа не «декоммунизаторы» виноваты, а сам коммунизм? Вроде как не преступник виновен, а жертва, ибо она изначально обладала свойствами жертвы.
Строительство коммунизма в СССР можно и нужно назвать неудачей. Но это ни в коей мере нельзя считать подтверждением ошибочности самой идеи коммунизма и тех блистательных интеллектуальных прорывов, которые совершили Маркс и Энгельс, Ленин, Сталин и многие практики реализации этой сложной синтетической модели развития у нас в стране и в других странах. Коммунизм – это поиски, попытки, это процесс поиска социальной гармонии, справедливости. Тот откат к капитализму, который мы наблюдаем (и в России, и в других странах) на редкость убедительно подтверждает и свойства капитализма, и силу тех рычагов (отмена частной собственности и соответствующих ей этических систем) с помощью которых теоретики марксизма и практики строительства социализма двигали историю вперед. Но Россия – многофакторная, нелинейная среда (если использовать понятия и метафоры современной физики). Россия не управляется одним параметром – даже таким мощным как «частная собственность». Россия как общество, как социальная среда намного сложнее, чем почти линейно организованные общества протестантской этики. У нас иррациональные факторы никогда не исчезают. И дело не сводится к религиозно-мистическим учениям. Сейчас наши правители уповают на церковь, на православие – снова как на рычаг, с помощью которого… Однако – не получится, как не получается с рычагом собственности. То есть рычаги-то эти есть, они действуют, но их одних мало. Среда (российское общество) реагирует на это воздействие не так, как ожидают «акторы». «Среда» легко и в любой момент отвернется и от религии и церкви и от собственности и богатства. Она («среда») может захотеть атеизма и научно-технического прогресса, захочет лететь в космос и осваивать глубины океана, слушать Чайковского, Битлз и Марка Фрадкина одновременно… И все это не «надстроечные» факторы, а самые что ни на есть базисные. Инструментарий марксизма применительно к России нужно заново «затачивать» и существенно развивать и дополнять.
Верной была мысль теоретиков о необходимости создания «материально-технической базы» коммунизма в процессе перехода от социализма к коммунизму. Сегодня мы можем, опираясь на опыт собственных ошибок и достижений сказать, что сейчас, при современном уровне развития технологий – прежде всего, компьютерных и средств связи – можно ставить вопрос о строительстве социализма в России с гораздо большим основанием и уверенностью в достижении результата, чем это делалось сто лет тому назад. Те потенциальные преимущества, которыми обладал советский социализм, сегодня дали бы взрывной эффект стремительного развития. Причем «поворот» России в сторону строительства социализма (и коммунизма) не повлечет за собой никаких существенных, тем более – драматических – социальных потрясений. Пока еще нет нужды в разрушении бесчеловечных и антигуманных сословных систем (контуры создания которых уже просматриваются), нет губительного сращивания церкви с государственным аппаратом насилия (что тоже с каждым днем становится явственным). Высокая степень концентрации богатства в руках нескольких сотен персон позволит провести национализацию – там, где это целесообразно, – с минимальными нравственными издержками. И что еще важно: умонастроения людей гораздо более содержательны и полноценны, нежели это было еще недавно. Люди научились сравнивать и считать, они во много разочаровались, а это – незаменимый жизненный опыт.
Подводя резюме: коммунистическая идея – жива; строительство социализма и коммунизма – реальная и весьма прагматичная цель.
